Эти письма как сухие листья: они еще горят, но не жгут. Болезненный румянец преждевременного ухода. Было время, конверты эти пугали, и открывать их жутко не хотелось, и читать не хотелось. Листы, полные скорби и боли. И каждый раз чья-то рана, и из нее кровь Цоя... И своя. Вперемежку.
А потом как обрубило. Нет, письма-то все идут, и боль в них – то же лезвие ножа с капелькой крови в исходе. Но больше не жжет. Потому что предельно ясно – это уже не трагедия личности и даж не массовая драма. Пора ставить диагноз. Это БОЛЕЗНЬ. Имя ей – Цоефилия. Я понял это, когда подметил, что все эти письма- исповеди о Цое безнадежно похожи друг на друга. Стойкое ощущение, будто все это одна история, переписанная сотнями разных почерков. Точно также пациенты приходят к доктору и описывают одно и то же состояние, позволяющее поставить диагноз одной и той же болезни. На профессиональном языке это называется синдром. Исповедальные письма о Викторе Цое – типичный синдром. Рок-н-ролльщики определенно больны. И название болезни, поразившей каждого отдельно и всех вместе – Цоефилия. 
Пусть некие рок-н-ролльные критики изощряются в громоздкости определения вашего состояния типа: «группы в стиле «Кино» или «музыка в стиле Цоя». Надо посмотреть правде в глаза: это просто болезнь Цоефилия.
Источник и вирус известен. Но об излечении говорить рановато, да и не хочется. Процесс идет с периодами относительного благополучия и вспышками обострения. Пик – 21 июня и 15 августа. Почему – объяснять излишне.
История этой болезни весьма нетривиальна. И поскольку протекает цоефилия просто классически, хорошо бы доктора вели тщательные записи, дабы собрать для будущих консилиумов и учебников неоценимый документальный материал. Но есть опасение, что все доктора – двоечники и не ведут скрупулезных дневников. А потому никогда не листать нам толстой книги под названием «Цоефилия». Книги о нашей любви к Нему. Нашей болезненной любви к Нему. Есть возможность привести лишь несколько страничек из истории этой болезни. Остальные где-то вне пределов редакционной информации. Но существуют, это точно. Ау, где вы кандидаты, доктора, профессора Цоефилии? 



ЦОЕФИЛИЯ.
ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ.
ТОМ № ... ГОД 1992.

Июнь. Жара. Санкт-Петербург. Окраина. Полчаса электричкой с Финляндского. ПТУ. Зал. Юрий Белишкин. Самая доброжелательная атмосфера. Прослушивание. Какие-то девочки ведут протокол. Какие-то стильные мальчики в черном нервно- подчеркнуто напряжены. Мальчики играют в «Кино». «Кино» быть невозможно, как невозможно быть ни Б.Г., ни «Алисой». В это можно только играть. Мальчики в черном играют. Классно играют. Картинная бледность. Отрешенная трагичность. Шекспир был прав. Мальчики в черном – короли Лиры. Прочие так – чернь на площади. Действо завораживает. Но мизансцены прописаны плохо. В зале – избранные. Приближенные? Вряд ли. Это они сами о себе так думают. Пусть. Точнее будет: приблизившиеся. А на улице буйство солнца и неги. Не приблизившиеся курят, гудят о чем-то, ожидая вызова на помост. В чистилище? В преисподнюю? На гоповскую сцену! Все это тянется уже час. Группы безлики и даже не скука, нет, равнодушие и апатия – состояние, кое вызывает их трафаретная музыкальная мука. Господи, откуда их столько. Опупели они все, что ли? И при чем тут Виктор? Юрий Белишкин: «Они еще в зал только входят, а я уже вижу, чувствую – мимо. Они не чувствуют «Кино», они совсем другие. У них не Витин стержень. Тут в зале только две группы, которые можно выпустить на фестиваль имени Вити. Они так себя ведут, так держат. У них свет особый. Они оттуда, от «Кино». Юрий Владимирович вежливо корректен и добросовестен. Другой бы давно сказал безликому потоку: да делайте вы что хотите, прослушал тех, кого уловило менеджерское чутье и вышел вон, прочь, пусть себе бацают, сколько влезет. Юрий Владимирович терпелив. Он всех выслушает – такова карма. А картинные мальчики, кажется, отмечены благосклонностью его интуиции... У них, вроде, и название какое-то «Киношное» - «Троллейбус»? «Восток»? «Солнце»? «45»? Черт, вылетело из головы.

***

Тот же день. То же место. Маразм крепчал. Это какой же оригинал догадался пригласить на прослушивание «Автоматических удовлетворителей»? Как мило! Из зала: «Вы бы еще Б.Г. прослушали!» А Свин каков! Как бы и не Свин вовсе. Конкурсанты взбудоражены. Конкурсанты трепещут. Конкурсанты млеют: они стоят на одних условиях, на одной сцене со Свином! Звездой! Лучшим российским грязным панком! Колоссальнейшей Свиньей! А Свин вовсе и не грязен. Даже наоборот: вымыт, побрит, чист, свеж, подтянут, почти худ, здоров, даже мышцы увеличены и вообще, очень даже голливуден и где-то сексапилен. Девы должны валиться штабелями. Конкурсная публика неистовствует. Свин нахально-вызывающе скромен. Ах, какой театр, какие страсти! Меня, папу русского панка, Витькиного друга по дешевым винно-сигаретным временам и уебисто-гениальному отрочеству на одну сцену с этими соплями! Но Свин противоестественно великодушен. Он левой ногой играет пару милых припанкованных вещичек, срывает шквал аплодисментов и (о, боги!), смущенно-небрежно сходит со сцены. Просмотровая комиссия, ощущая, что она сделала что-то не так, не туда вляпалась, напряженно-внимательно делает усиленный вид, что все идет по плану. У Джорджа, кажется, увеличиваются даже очки. Он не видит Свина. Да ну? Свин невинно проходит мимо и на последнем миллиметре (какая точная классная игра!) полуоборачивается и скромненько так: «Ах, здравствуйте. Я как-то вас не узнал, знаете ли. Вы сегодня в очках...» И так же, не спеша, но беспрекословно-непререкаемо движется к выходу, бросив своей компании: ну, на пляж пора, что ли... Джордж еще что-то мычит. Но уже поздно. Уже вслед. Уже ненужно- никчемно. Пикантность ситуации: что Джордж всегда ходит в очках. Всегда в очках! Ах, какая игра! 

***

Еще один Цой. Цой-2? 3? 100? Но око покрашено и сходство имеется. Остальные из абсурда или школьного драмкружка. Ты будешь – Густав, а ты – Каспарян. Каспарян из Трубы. Класс! Труба – подземный переход на Невском. А драм- кружок зовется «Штатом». «Штату» очень хочется в ... Куда? В звезды? Но разве возможны звезды в свете звезды по имени Цой? Но «Штату» хочется. До зубовного скрежета. До интриги. О чем-то «шу-шу-шу» с девушками при комиссии. Шутливо- многозначительные взгляды на стол высоких судей. Поза в стиле: чего изволите? 
Белишкин взбешен заранее. «Штат» на сцене. Не сомневаюсь, что там, у себя в трубе, они просто классные ребята. А тут просто нелепая плохонькая пародия. Перегрелись, что ли? И от чего так хочется в чужие сани? 

***

Их было так много. И никого. Юрий Белишкин: «Это напасть какая-то. Все есть: условия, возможность, связи для раскрутки. Нет музыкантов. Группы нет. Все смотришь, смотришь – и все без толку. Они как вымерли все. Словно их всех доской по головам ровняли в линейку».
Это действительно напасть. Чума безличия. Такое ощущение, что все эти группы даже сами себе и не нужны и не интересны. 

***

20 июня. Все еще жарко. СПб. ДК Ленсовета. Фестиваль имени Виктора Цоя. В концертном зале как на вокзале ожидания. Уже есть жертвы. Юрия Белишкина, Джорджа Гуницкого и музыкантов «Камчатки», объявленных победителями дня, толпа агрессивных юнцов загнала в укромную комнату. Ощущение неловкости и стыда. Какой-то голопузый пацан носится в кулуарах с воплем: «Я – директор «Штата»! Подать мне сюда Белишкина для разговора! Я ему все объясню, что требуется!» И тут же всей гоп-компании из Трубы: «Ребята, это шанс! «Штат» должен завтра играть с «ДДТ». Упустим – труба!»
Весь этот голопузый фарс не выдерживает критики. Еще мгновение и можно рухнуть с хохота.
Ну зачем, зачем, деликатнейшему Белишкину этакое опупевшее обормотство? Ну о чем оно может говорить с Белишкиным? Это ведь не коммунальная кухня обкурившихся мальчишек... Ну есть у вас уже свой штат под названием Труба, зачем же в фюреры вселенной? И разве что-нибудь изменится в «Штате», если он окажется на одной сцене с Юрой Шевчуком? Ни-че-го. В искусство нельзя войти по протекции. Айзеншпис по протекции втягивал «Биоконструктор», а втянул «Технологию». И что получилось? Бо-о-льшая фигура из трех пальцев для легковерных простофиль, как тех, что стоят на сцене в виде этой самой «Технологии», так и для других, табунами, безропотно сбивающихся в загон для шпидовского (и не поправляйте орфографию!) удовольствия. И не завидуйте «Камчатке», смешные наивные «штатовцы». Завидуйте «ВВС». В них то, что может быть, было в «Кино», «АУ», «Аквариуме» (список продолжите сами). 

***

Был фильм. «Последний герой». Хороший. Простой. Добрый. Герой как герой. И вовсе не последний. 

***

21 июня. День второй. Последний. Все началось с грубости. Вчера еще все можно было понять и простить: очень хотелось, с кем не бывает. Сегодня – поздно. Если не остыли – уже не остынут. Потому как – гопники. Да-да, вся эта горюющая вчера за «Штаты» братия оказалась просто гопниками. Теми самыми, из песни Майка «Они мешают нам жить». «Камчатка» пела под градом плевков, жеваной бумаги, прочего хлама и даже пивных банок и бутылок, летящих на сцену. Опупевшие околоштатовские гопники веселились вовсю. Неловкое молчание висело в зале. «Камчатка» пела песни Цоя. Банки летели в Андрея Шевченко. А он пел песни Цоя. Гопничество юродствовало. Бутылка угодила в гитарный гриф. Шевченко пел песни Цоя. Даже если ему разбили бы голову очередным броском, он и тогда, наверное, пел бы. Лене не ведомо, отчего миром иногда умудряются править гопники. Отчего мир тогда оцепеневает, отчего не сопротивляется. Зал присутствовал тихим свидетелем гопнического хамства. Был день рождения Виктора Цоя. Хамство на именинах Цоя. После его ухода такое могут позволить себе разве что гопники. Как бы ни били потом себя в грудь: за Витьку жизнь не пожалею! – цена этого сопливослезомарания известна.
Со сцены летели песни Цоя. На сцену – пивные банки. Этого уже не вычеркнешь. Не выдержал Белишкин. Он вышел и что-то тихо говорил, наклонившись в зал с авансцены. Гопники ржали и пухли. Господи, что можно сказать этим.. Все кончилось нелепо. Антракт. 

***

На день рождения подают именинный торт. Торт бывает разным. Рок-н- ролльным тортом на именинах Цоя был выход на сцену «ДДТ». У Юры Шевчука особый дар возвращать людям человеческое лицо. Надо всех нас, спокойных и издерганных, нормальных и ублюдков, верящих в рок-отечество и не очень, подлецов, проходимцев, обдолбанных и заширянных, заблудших и мятущихся – всех очень, нет, не любить слюнявой жалостью, а ... уважать, чтобы устроить все так, чтобы нам было хорошо не порознь, а всем вместе. И хорошо не с долбаной козой над головами при растянуто-разорванной судорогой тупого ора рте, а просто так, с чуть ли не умиротворенной улыбкой на устах (оказывается, у нас есть и такие) и спокойствие восторга (такое тоже возможно ли?). Шевчук – не просто добрый человек, он – генератор доброго спокойствия. Ощущение непререкаемое: именно Юрий и его «ДДТ» позволили этому празднику приобрести именинный вид. 

***

День рождения прошел. Виктору минул тридцатник. Все в порядке: в свои тридцать он необычайно популярен, у него самый большой тираж пластинок, какой имел когда-либо музыкант в совке, его именем назван фонд, а ребята краской переименовывают улицы в «В.Цоя», есть хороший сборник стихов и толстая книга друзей о нем, есть фильмы – художественные и не очень. Цоевскими исследованиями пестрят газетные полосы. Все в порядке.
Это очень классно – остаться на земле среди людей после ухода из этого мира. 
Это очень классно, если на день рождения самые разные люди бросают все свои дела и со всех городов летят и едут в дом именинника. 
Это очень классно, когда есть такой день – день Цоя. И даже болезнь – цоефилия. Не излечиться бы... 

Николай Харитонов
«Кайф» (г.Северодвинск) № 8-9, 1992 г.
Прислано Дианой